убедила главного редактора.
Какой аргумент был использован, не хотелось думать. И так все было понятно. Стальное сердце юноши издало жалобный скрип – по ветреной женской природе. Но сейчас было важнее другое:
– Где она познакомилась с Бородиным?
– На бильярде. – Аглая тяжко вздохнула, словно несла куль. – После этого как не верить в рок. Варвара с радостью рассказала, какого замечательного мужчину встретила. И, кажется, влюбилась. Пыталась ее отговаривать, но все было напрасно. Наконец Варвара сообщила, что Нил назначил смотрины у матери. Что было делать? Просто ушла из дома.
– А почему не хотели счастья своей воспитаннице? Партия с Бородиным – завидная. Любая барышня кинулась бы не раздумывая.
– Филомена меня не простила бы. После этой свадьбы мне одна дорога – в петлю.
– Нил Нилыч помог с переездом в эти комнаты?
– Кто же еще. У меня таких средств нет.
– Вы говорили Нечаевой о сопернице?
– Нет, зачем мучить ребенка. Как ее убили?
Помедлив, Родион ответил вопросом:
– Почему решили, что ее убили?
– Не во сне же умерла…
– Как ни странно, именно во сне и без мучений. Вердикт участкового врача.
Не надо видеть мысли, это только автору доступно, что Аглая не поверила. Твердо и окончательно не поверила. Она встала:
– Теперь могу быть свободна?
Хотелось спросить еще что-то важное, что вертелось на кончике языка, но так и не сорвалось. Родион просил немедленно вернуться в особняк и по возможности не покидать его, пока все не прояснится. Не простившись, Аглая вышла. Словно навсегда отрезала кусок жизни.
Наконец прибыла санитарная карета. Пока тело клали на носилки, пока выносили, по обычаю сворачивая мебель и не пролезая в дверь, Ванзаров осмотрел гостиную и решил прихватить единственный снимок: гордая девушка Варвара на фоне бильярдного стола. А вдобавок – пустой флакончик духов, так и лежавший под диваном.
Портье был благодушен, как видно, варенье подействовало. Ему был вручен ключ от нумера со строжайшим приказом от сыскной полиции никого не вселять, не открывать и даже не приближаться до особого распоряжения. Осознав важность момента, Меркулов вдруг замялся, словно хотел на чай. Но оказалось, кое-что вспомнил. Вчера поздно вечером Нечаеву спрашивала какая-то барышня и вроде бы поднималась к ней ненадолго. А может, и нет. Барышня самая обыкновенная, без особых красот и достоинств, росту среднего, одета невзрачно, лет, может, двадцать, а может, и тридцать.
Судя по всему, заботливый портье не обратил на нее внимания. Мало ли кто шляется. Так, промелькнуло что-то перед глазами. Если бы не происшествие, забыл бы начисто. Юный чиновник полиции оперся о конторку, задумался и вдруг, не отблагодарив, кинулся со всех ног. Так что дверь за ним хлопнула с треском.
Меркулов неодобрительно покачал головой, крикнул полового Алешку, меченного шишкой на лбу, и вытащил ополовиненную банку варенья.
Что поделать: у каждого своя забота.
7
В солидное заведение не принято врываться сломя голову, сшибая господ постояльцев и случайную горничную. Даже роскошные усы не могут оправдать такое безобразие. Благообразный портье Вертов, служивший в меблированных комнатах Макарьева третий десяток, неодобрительно взирал на юнца, который чуть не сбил с ног состоятельного гостя. Стращание сыскной полицией на Вертова не подействовало. И не таких господ принимали, а уж каких выносили под белы рученьки – лучше умолчать.
Как хитрый лис припадает на брюхо и ползет, так Родион немедленно сменил тон, заиграл усами и благороднейше поинтересовался: не изволит ли госпожа Незнамова пребывать у себя? Такое обхождение Вертову понравилось. Сменив гнев на милость, благосклонно подтвердил: у себя, еще не выходила.
Даже коридор тут пах особо. Никакого душка плесени и бедности, только степенный достаток, крахмальные гардины и до блеска натертые полы. Что же до любопытных, то их можно было не опасаться. Так что ухо чиновника полиции прильнуло к створке самым невоспитанным образом. Родион прислушивался изо всех сил, но внутри звенела тишина. Охваченный недобрым предчувствием, взялся за ручку и дернул изо всех сил. Дверь подалась безропотно. Стальное сердце взвыло паровозным котлом. Не медля более, Ванзаров заскочил в номер.
Гостиная сияла незадернутыми окнами, отраженными в лакированной мебели. Порядок и уют были все те же. Впрочем, как и их хозяйка. Тело Липы полулежало в кресле. А вот душа ее витала в отдаленных областях грез и фантазий. Взгляд, натурально остекленевший, недвижимо уставился куда-то в стену. Родион специально проверил: ничего интересного, кроме оторванного краешка обоев. Страх, только что терзавший Ванзарова, перешел в смущение. Чиновник полиции испытал прилив стыда оттого, что ворвался к даме. Родион нервно пошевелил усами, потом вежливо кашлянул.
Липа лениво повела головкой.
– А, это вы, – сказала без всякого интереса, с некоторой ноткой досады.
Без сомнения, барышня пребывала в апатии. Такое с барышнями случается: расстроятся из-за какого-нибудь пустяка, например отмены свадьбы, сиганут в тоску не глядя, а вынырнуть не могут. Так и сидят на дне. Ну что с них взять. Барышни, одним словом. Печаль Липы, однако, перешла все мыслимые границы: роскошная женщина сидела все в том же платье, в котором играла матч. Просто немыслимо! Ужас. Кощунство. И все такое.
– Вы, кажется, не ложились? – светским тоном осведомился Родион, незаметными шажками приближаясь.
– Что? А, да… Не спится мне нынче.
– Макбет не будет спать, Макбет зарезал сон? – Опасный вопрос был скрашен очаровательной улыбкой под очаровательными усами. Двойное очарование по одной цене, так сказать.
На хмуром личике мелькнул интерес.
– Эта маленькая ручка все еще пахнет кровью… Всем благовониям Аравии не отбить этого запаха, – бесцветно выдавила она. – Кажется, так. Уже забыла… Леди Макбет. Моя мечта. Как сыграла бы ее… Восхитительно… Быть может, найду антрепризу… Дам бенефис… Теперь все равно…
– Олимпиада Ивановна, дорогая, зачем так переживать из-за какого-то проигрыша. – Коварный Родион занял выгодное место поближе. – Вы играли блистательно, я в восторге, просто удача вчера была не на вашей стороне. Это скоро забудется, еще возьмете реванш.
Бирюзовые глазки блеснули:
– Как мило… Спасибо… У вас чудесные усы, я вам говорила? Вы добрый мальчик, только ничего не понимаете. Это не то…
– Так расскажите, на душе станет легче. Расскажите, что делали вчера вечером. Расскажите подробно. Мне каждая деталь любопытна. Начните с того, как нашли Бородина.
– Ах нет. Не искала. Он сам. Вышла из отеля, не знала, куда идти… Надо было броситься в Мойку… Чтобы прервать мучения… Догнал меня… Кажется, плакала у него на плече… Он такой большой… Предложил поужинать… Я надеялась, верила, мечтала, что он… Наклеил какую-то дурацкую бороду, усы… Фу, гадость… Оказалось… Он… Он…
– Стал холоден?
– Нил как большой ребенок… Знала, но только теперь поняла, как это трагично… Я для него кукла… Куклу сломали, стало скучно…
– Бородин сказал, что бросает вас ради Нечаевой?
– Нет, он был весел… Пытался шутить… Вливал в меня шампанское ведрами… Но я все видела… Кажется, холодно… Ах, мне ничего не надо… Оставьте… Спасибо, так теплее… Нил добрый, но у него совсем нет воли… Им можно крутить как вздумается… Мое поражение воспринял как свое… И ее победу – как свою… Победителю достается все… Нилушка хотел мне сказать, но не смог… Но я поняла все без слов…
– И решили отомстить?
Как умеет только женщина, упивающаяся горем, Липа усмехнулась:
– Как я могу ему отомстить… Кто я?.. Актриска… Нет, решено… Я прощаю его…
– Неужели вот так, без боя, отдадите жениха?
– И ее прощаю… Пусть будут счастливы… Меня ждет сцена… Аплодисменты заглушат мою боль… Я найду свое счастье и забуду его…
– Нечаева пыталась вас убить.
Липа ожила, высказав явное удивление:
– Что вам об этом известно? У вас есть доказательства?
– Разве
